Что просил Эрдоган у Путина и что он получит

На встречу с Владимиром Путиным в очередной раз прилетал турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган. Прибыл он договариваться по всему комплексу вопросов — начиная с сельхозпродукции и заканчивая безопасностью. «Это уже не первый визит за последнее время, что, очевидно, свидетельствует о сложном и напряженном характере дискуссии. И Эрдогану важно эту дискуссию довести до конца, поскольку на фоне осложнившейся внутриполитической ситуации и консолидации его противников ему нужны победы.

История со сбитым российским самолетом в 2015 году не забыта, но убрана с повестки дня. Эрдоган извинился, Кремль снял санкции. И теперь «наши отношения можно считать восстановленными практически в полном объеме. Если за прошлый год у нас были потери в товарообороте на 34 процента, то в этом году рост уже на 38 процентов. Это за первые восемь-девять месяцев», — отметил российский президент. «За первые девять месяцев Турцию посетили более четырех миллионов российских туристов», — вторит ему Эрдоган.

Но туризм и товарооборот — это лишь часть вопросов, которые России и Турции предстоит рассмотреть.

Энергетический интерес

Число совместных проектов России и Турции, напомним, впечатляет. Это, например, строительство атомной электростанции Аккую (на церемонию залива бетона в фундамент которой Эрдоган пригласил Путина) или же создание «Турецкого потока».

На днях стало известно, что «Газпром» завершил строительство морского участка в российской акватории и приступил к возведению первой нитки в экономической зоне Турции, по которой турки будут получать около 15 миллиардов кубов газа. Вторая нитка с такой же пропускной способностью, но уже для Европы, пока находится в стадии согласования.

Если проект завершится успехом, то Анкара получит прямые поставки российского газа (того, который сейчас идет в Турцию транзитом через Украину и другие европейские страны), а также доходы за транзит газа в Европу. Москва же сможет серьезно сократить издержки.

«Да, российские расходы на проект составят шесть миллиардов долларов, однако они окупятся за пять-семь лет. Дело в том, что общие ежегодные расходы на транспортировку 31,5 миллиарда кубометров газа по южному направлению с использованием «Турецкого потока» составят около 338 миллионов долларов. Затраты по украинскому маршруту при тех же объемах и конечных получателях — 1,2 миллиарда долларов с учетом контрактных тарифов и 1,5 миллиарда при новых ставках украинского транзита», — говорит РИА Новости сопредседатель украинского Фонда энергетических стратегий Дмитрий Марунич.

Ряд других вопросов находится в стадии решения. Например, безвизовый режим для турецких граждан или снятие оставшихся ограничений на поставки турецкой сельхозпродукции.

Курдский вопрос

Однако главный вопрос, который Эрдоган приехал решать, — это Сирия, а точнее, комплекс сирийских проблем. Не случайно перед встречей с Путиным он провел незапланированные переговоры с начальником Генштаба генералом Хулуси Акаром, премьер-министром Бинали Йылдырымом и министром иностранных дел Мевлютом Чавушоглу.

Одной из основных тем была возможная турецкая операция в Африне — курдском кантоне, расположенном на северо-западе страны и отрезанном от остальной контролируемой курдами территории. По словам Эрдогана, власти Турции не могут «игнорировать угрозу, исходящую из Африна» и настроены «действовать решительно». Под «проблемой» он тут имеет в виду де-факто самоуправляющихся курдов, которых турки считают возмутителями спокойствия среди турецких соплеменников. По мнению Анкары, курды Африна должны быть либо рассеяны, либо вновь подчинены Дамаску. «Для Турции абсолютно неприемлем любой вариант включения в политический диалог курдских групп. У Кремля же позиция иная — Москва выступает за включение любых групп, которые не относятся к террористам в российском понимании этого слова», — поясняет Владимир Аватков. Эрдоган же приехал для того, чтобы попросить у Москвы санкции «действовать решительно» — то есть разрешить вопрос Африна через военную операцию. Для чего из Африна нужно как минимум убрать российских военных, которые гарантируют безопасность кантона.

Итоги переговоров пока неясны. По словам турецкого президента, «мы провели переговоры с Россией...


...по совместным действиям там… их положительный взгляд на наши планы дает новые возможности». Однако Кремль мог согласиться на такую формулировку лишь для того, чтобы сделать курдов (не только афринских, но и тех, которые действуют на Евфрате) более покладистыми и договороспособными. Если, конечно, они не хотят остаться с турками с глазу на глаз.

Меня забыли?

Впрочем, главное для Турции все-таки не Африн как таковой, а в целом сохранение турецкого влияния на сирийские дела. Именно этим, в частности, объясняется нелогичное, на первый взгляд, поведение Эрдогана накануне вылета в Сочи.

Отвечая на вопросы журналистов, турецкий президент неожиданно обрушился с критикой на Россию и США, которые во Вьетнаме подписали совместное заявление по Сирии, где указали необходимость политического урегулирования. «У меня возникают трудности с пониманием этих заявлений. Если о вооруженном разрешении не может идти и речи, тогда те, кто говорят это, должны вывести свои войска», — говорит Эрдоган.

Причиной этого заявления, надо думать, было элементарное раздражение турецкого президента. И не столько тем, что американо-российское заявление было подписано без Эрдогана, сколько наличием в нем пункта о том, что сирийский политический процесс пойдет в Женеве.

«Эрдоган всерьез обеспокоен тем, что Женева заменит Астану. Турция исходит из того, что Сирия — это прежде всего дело региональных держав. Турции, Ирана, Саудовской Аравии. В этом плане Астанинский формат Эрдогана устраивал. Сейчас же ему кажется, что Турцию пытаются отодвинуть от ряда процессов. Такой вариант для Эрдогана и его команды неприемлем, и турецкое руководство уже не раз демонстрировало неготовность мириться с тем, что Турции отводится роль средней или незначительной региональной державы. И каждый раз эти недовольства происходили в виде эмоциональных всплесков», — говорит Владимир Аватков.

Не случайно по итогам переговоров с Путиным Эрдоган лишь вскользь коснулся программного, в общем-то, вьетнамского заявления — отметил, что лишь «придает ему значение». Он хотел получить от Москвы гарантии того, что Астана продолжится, — и, вероятно, эти гарантии получил. В конце концов, России тоже хочется говорить не со сборищем ни за что не отвечающих политэмигрантов в Швейцарии, а с представителями сирийских полевых командиров в Астане.

По нужде

Впрочем, эти всплески могут выйти Эрдогану боком. Они еще раз напоминают Кремлю о том, что Турция слишком непредсказуема и импульсивна и является попутчиком, но не союзником Москвы. Попутчиком, который сел в российское купе не потому, что хотел, а потому, что у него не было выбора. «Турция обладает огромными амбициями, но для их реализации стране зачастую не хватает ресурсов. Политических, экономических и даже военных», — говорит Владимир Аватков.

Одним из ключевых столпов российско-турецких отношений является конфликт между Эрдоганом и Западом. Конфликт серьезный, но, в общем-то, решаемый. Как только США откажутся от поддержки сирийских курдов, станут уважать турецкие интересы на Ближнем Востоке и перестанут лезть к Эрдогану с глупыми вопросами о правах человека, отношения между Анкарой и Вашингтоном резко потеплеют.

Собственно, Анкара (несмотря на все громкие заявления президента) оставляет для американцев дверь открытой и держит ее в таком положении турецкий премьер.

Так, по словам Бинали Йылдырыма, покупка у России С-400 «не подрывает наши обязательства или же значимость нашего членства в НАТО». «Наоборот, она лишь укрепляет их. Выходить из НАТО мы не собираемся и намерены развивать это сотрудничество с Россией лишь для того, чтобы справиться с возникающими в краткосрочной перспективе угрозами», — поясняет премьер-министр.

В долгосрочной же программе эрдогановская Турция продолжает представлять собой конкурентный России «региональный интеграционный проект». Поэтому наша страна стремится строить отношения с ней на более прочном фундаменте, чем эфемерные политические альянсы, — на взаимовыгодных экономических макропроектах.